Из новых поступлений РГБ. Выпуск 58

Эдит Шиле. 1915. Графитный карандаш на грунтованной японской бумаге:

Между 1915 и 1917 годом Шиле нарисовал несколько ню и портретов своей жены Эдит. В них Шиле мало озабочен передачей характерных черт неповторимой личности: ближайшее окружение Шиле, Эдит и другие люди из его семейного и дружеского круга, так же как и сам художник, в портретах скорее играют роль выразителей определённого психического и социального состояния. В этой группе работ Шиле соединяет в единое целое противоположные изобразительные принципы: конкретность с абстракцией, имитацию с орнаментом, чувство со стилизацией.
Деликатно нарисованный карандашом портрет Эдит с её смиренным выражением может многое рассказать о её чувствах, её духовном и душевном отношениях к миру.

Спящая девушка. 1911. Графитный карандаш, акварель на обёрточной бумаге:


Портрет танцовщицы Моа. 1911. Графитный карандаш на бумаге:

Моа, чья фамилия предположительно была Науимур или Манду, была танцовщицей из Полинезии. С 1911 по 1914 год она была спутницей Эрвина Доминика Озена (1891-1970). Как и он, Моа была ранней моделью Шиле, причём, по-видимому, до начала Первой мировой войны она была близка не только с Озеном, но и поддерживала контакт с Шиле. Оба — эксцентричный мим и исполнитель свободного танца Озен и его спутница Моа — производили, насколько известно, чрезвычайно сильное впечатление как на художника, так и на его сестру Герти. Исполнительница свободного танца Моа особенно подходила Шиле для его инсценировок с телом и взглядом. Её манера самовыражения и эксцентричность шли глубоко вразрез с идеалом естественности и нормальности. Моа позировала, она демонстрировала себя и со своей мимикой и театральной жестикуляцией с самого начала рассчитывала на зрителя, готового воспринять этот спектакль.
Артур Рёсслер описывает Моа как «стройную, как тростинка, танцовщицу с абсолютно белым лицом, застывающим в неподвижной маске под иссиня-чёрными волосами, с обликом египетской принцессы... Большие меланхолично мерцающие тёмные глаза с тяжёлыми, подведёнными коричневато-синим цветом веками и длинными ресницами, вся хрупкая изящная фигурка девушки, двигающаяся словно механически, полностью околдовывала художественную натуру Шиле...»
Представленный рисунок карандашом, кажущийся быстрым, сделанным по случаю наброском, показывает Моа как обольстительную даму полусвета. Огромная экстравагантная шляпа, проработанные твёрдым карандашом густо накрашенные глаза — типичный признак моды середины 1911 года — манерно-кокетливая рука у подбородка: всё это — игра и поза модели, а художник — режиссёр этого спектакля. Модели Шиле постоянно считаются с тем, что их наблюдают, разглядывают. Это лейтмотив всего графического творчества Шиле. Представленный эротический портрет Моа демонстрирует характерный плавно скользящий контур (по сравнению с угловатым, конструктивным контуром 1910 года) и пристрастие к твёрдому карандашу; кроме того, хоть намёком, но угадывается кресло со спинкой: подобный интерес Шиле к конкретной обстановке наблюдается только в 1911 году.